4. Горы и море


Даже сейчас, спустя год после моего возвращения из Турции, я бы хотел написать об этой стране так, как Киплинг писал об Индии – с восторгом и благоговением, с вдохновением и любовью. И это при том, что я не хотел бы переехать в эту страну навсегда, а в моих ближайших планах нет даже замысла съездить туда снова. Я знаю, что то, что происходило в Турции за год моего пребывания в стране, уже никогда не повторится. Это было место, где я впервые испытал множество вещей, о которых раньше даже не задумывался. Здесь я впервые в одиночку пошел в горы, впервые испробовал автостоп, первый раз, путешествуя с палаткой, ночевал по принципу «где придется». Если бы я всё это время провел в школьном пансионе, думаю, мой турецкий опыт был бы весьма скуден... Я постараюсь выхватить из памяти наиболее яркие воспоминания, описать самые сильные впечатления – ситуации, в которых раскрывается быт турецкого народа, красота природы и моё внутреннее изменение.


Я не открою секрета, если скажу, что большинство соотечественников, ежегодно приезжающих в Турцию на отдых, имеют об этой стране весьма смутное впечатление (учитывая, что сейчас вновь введен визовый режим, думаю, ситуация станет еще более неопределенной). Типичный облик русских туристов с их растянутыми пляжными костюмами, пакетами с третьесортным тряпьем, купленным втридорога на пляже, с их вечным пивом и толстыми животами, всегда рождал в нас, людях, погруженных в турецкий быт, ироничное отношение, а порою и прямую неприязнь, ведь эти «путешественники» своим хамским поведением и невежеством портят, в конце концов, имидж России в целом. Проводя всё свое время в туристических «гетто», «руссо туристо» встречается, главным образом, с той категорией турок, которая, к сожалению, немного подпорчена туристической индустрией, и из этих мимолетных встреч вырисовывается какой-то гротескный образ турок – жадных бесчеловечных монстров, алчных и бесчестных. Я повидал турок самых разных профессий и социальных статусов, и авторитетно заявляю, что это не так. Не знакомы наши туристы и с подлинным обликом турецких городов – той настоящей Турцией, в которой так поэтично смешались древняя история, современная цивилизация и шум восточного базара. Турция – это страна с неторопливым ритмом жизни, немного ленивым времяпрепровождением. И в то же время, турецкая экономика способна творить чудеса. В этой стране, где современные заводы производят товары отличного качества, где со сверхъестественной скоростью вырастают современные города, еще 15-20 лет назад бывшие диковатыми деревнями (попробуйте, ради интереса, отыскать фотографии Антальи двадцатилетней давности – если посчастливится найти, вы удивитесь тому, в каких руинах и нищете был город еще сравнительно недавно). И в этой же стране осталось место для религиозного подвига, для тихой молитвы и неторопливого самопознания. По пыльным горным дорогам, по мостовым городов и по высококачественному полотну магистралей здесь еще ходят монахи-суфии, бродячие поэты и философы, а также разного рода бэкпекеры, автостопщики и вольные путешественники. Эта страна идеальна для автостопа и свободных путешествий по принципу «иду куда глаза глядят»...

Буквально с первых минут, проведенных на турецкой земле, я понял, что эта страна будет учить меня терпению. Здесь всегда всего приходится ждать, и ждать долго. Но всегда в последний момент, когда ты уже, было, отчаялся, всё складывается наилучшим образом. Во мне не осталось ни намека на чувство обиды или раздражения по поводу турецкого уклада.
***
Моя первая вылазка в горы состоялась в октябре, во время празднования Курбан Байрама. Неделя была свободна от работы, и я поспешил покинуть свой турецкий дом-пансион, успевший мне к тому времени порядком поднадоесть. Я отправился в город Демре, где сохранились руины Мирры Ликийской, храм святого Николая и гробница, в которой лежали мощи святого до того, как были украдены и вывезены в Италию (вечная привычка европейских стран разворовывать духовное и культурное наследие Азии).

Руины Мирры Ликийской:







Многие российские туристы, так или иначе, знакомы с этими достопримечательностями, ведь храм Николая является одним из немногих островков русского, православного, мира благодаря нашей связи с древней византийской традицией. В храме до сих пор ощущается ясное присутствие Святого Духа, но чтобы его почувствовать в полной мере, надо просто дождаться, когда пройдет очередная волна туристов под предводительством экскурсоводов – чаще всего это казахи, которые говорят на ломанном русском и рассказывают, что вот-де алтарь, «тама надо загадывать желание», а «здеся сам Никола и лежал»... Когда вся эта какофония прекращается, храм на время оказывается пустым, можно спокойно помолиться или просто побыть в тишине, наслаждаясь духовной полнотой этого места.
Памятник Николаю - покровителю моряков и детей
Здание храма глубоко ушло в землю, так что полностью его рассмотреть снаружи уже нельзя

Многие святые на фресках в Турции не имеют глаз - это поработали исламские мародеры. Сейчас такое поведение строго наказывается



Гробница, в которой лежали мощи святого до того, как были украдены итальянцами
Алтарь


Святой Николай известен как усмиритель бурь и покровитель моряков, слава «Санта-Клауса» пришла к нему гораздо позже. Что касается бурь, то, наверное, только благодаря помощи святого мне удалось вернуться из этой поездки живым и невредимым, поскольку после посещения храма, несколько дней проведя в окрестностях Демре, я отправился в горы, где был настигнут страшным ненастьем. Мой путь проходил по отрезку Ликийской тропы, который тянется в горах над Демре. Сперва я с трудом вышел на маршрут: у дороги стоял указатель, но стрелка была направлена в сторону какого-то парника, за которым отвесной стеной возвышалась гора.

Местные жители подтвердили, что тропа начинается где-то здесь, но где точно, не сказали. Поэтому я, найдя относительно пологий склон, полез наверх сквозь кустарник и заросли зловредных колючек. Гора была почти отвесной, временами приходилось снимать рюкзак, подтягиваться, влезать на очередной уступ, а потом поднимать за лямку рюкзак, так что я понимал, что спускаться вниз будет практически нереально. Оставался один путь – вверх. Выглядывая из зарослей кустарника, я видел прекрасную горную долину с пересохшей рекой посередине – вероятно, весной, когда тает снег, она вновь наполняется водой. В долине теснились парники и дома фермеров, тянулась неасфальтированная дорога, по обочинам росли гранатовые деревья, и крупные спелые плоды, по большей части, уже лопнули и роняли в дорожную пыль свои сладкие алые семена. Несмотря на то, что путь был труден и немного опасен, окружающая природа вдохновляла, и я медленно продвигался вперед.



Фермерский домик у подножия гор. В самих горах дома гораздо хуже



Полупересохшие колодцы с несвежей водой
В определенный момент мои старые сандали, не приспособленные к горным восхождениям, начали трещать по швам, левая сандаля порвалась, и мне пришлось подвязать ее тут же найденным куском веревки, на которой еще остался ржавый колокольчик – какая-то козочка, продираясь сквозь колючки, потеряла своё украшение...

В результате я взобрался на эту невысокую гору, по вершине которой проходила деревенская дорога, серпантином взбегавшая вверх, на более высокие горы, толпящиеся впереди. Некоторое время я шел по дороге, пока меня не подобрали фермеры на стареньком, проржавевшем насквозь, автомобиле неопознаваемой марки. Они довезли меня до своей деревни, располагающейся в горах, указали дальнейший путь и простились, пожелав мне удачи (по-турецки я знал тогда лишь несколько фраз, так что поговорить более обстоятельно не представлялось возможным). Турецкие горные деревни довольно унылы для нас, привыкших к деревянным аккуратным домикам с резными наличниками, расшитым цветочками занавескам и бабушкам на лавочках. В Турции всё не так. В деревнях нет электричества и водопровода, дома строят из неотесанного камня, вместо стекол на зиму натягивают в оконных проемах парниковую пленку. Внешней красоты здесь нет, всё создает впечатление временного бедного и ветхого жилища, хотя фермеры живут здесь круглый год. Живут они вместе с детьми, которые проявляли ко мне повышенный интерес, выбегали навстречу, радостно приветствовали, поздравляли с Курбан Байрамом.
По деревенской дороге я дошел до окраины селенья и, когда солнце уже садилось, решил уточнить дорогу в последнем доме, стоящем на удалении от прочих. У дверей стояло несколько людей, которые, заметив меня, приветливо помахали руками. Я подошел, уточнил дорогу, и хотел уже было уходить, когда меня пригласили на чай. После изнурительного подъема я не нашел сил отказать им и мысленно уже решил поставить палатку где-нибудь поблизости. По моим расчетам, не так далеко были руины византийской церкви и перевал на другую сторону хребта. Впереди в лучах заходящего солнца зеленела вершина какой-то высокой горы, и маленькое одинокое облачко цеплялось за ее скалистый пик.
В праздник Курбан Байрам, помимо ритуального забоя скота с последующим его приготовлением, хорошей приметой считается принимать гостей, особенно путников. По правде, одной из причин, почему я ушел в горы в это время, было желание переждать мусульманский праздник где-нибудь в стороне, однако моё знакомство с горцами привело к тому, что меня накормили жертвенным козликом (пожилая турчанка в изящных очках заботливо поджаривала на жаровне и подавала мне самые аппетитные и менее жесткие кусочки), обогрели, напоили бессчетным количеством чая и предлагали остаться ночевать под крышей, но я, видя, что у них и так мало места, настоял на том, чтобы поставить палатку у них во дворе под орешником. Дело в том, что в гости к горцу с его семьей приехали на праздники родственники из Демре, так что народу собралось много. В самом доме, сколоченном из неоструганных досок и обтянутом снаружи парниковой пленкой, было как-то по-особому уютно. На полу лежали истоптанные ковры, такие же ковры гвоздями были прибиты к стенам, в ногах у родителей посапывали детишки. Хозяева живо интересовались мною – кто я, где работаю, чем мне нравятся горы, какова жизнь в России. Я, как мог, отвечал им, благо среди них был мужчина, немного говорящий по-английский (несколько лет назад он работал в фармакологической промышленности, много ездил по стране, и, в силу своих обязанностей, пусть не в совершенстве, но выучил английский). Сами турки, за исключением тех, кто уезжает работать в Германию, редко выезжают за рубеж, такого туристического ажиотажа, как в России, у них нет. Мои хозяева – не исключение. Поэтому они с интересом рассматривали мои фотографии с экрана смартфона, на которых были запечатлены виды зимнего Ижевска, березки, рябина и прочие экзотические для них вещи. Для меня их общество было очень приятно, и отсутствие электричества и воды нисколько не портило картину. Воду они набирают дождевую, поскольку в горах, в отличие от засушливых долин, часты осадки. А с электричеством вообще получилось забавно. Я, не подумав, попросил разрешения зарядить телефон, на что турки посмеялись, сказав, что у них такая роскошь невозможна – линии электропередач сюда не доходят.




Рядом с моей палаткой располагалась вторая хижина, предназначенная для женской половины, а сразу за оградой простиралась поляна для выгула скота (мои хозяева занимаются скотоводством – выращивают коз и баранов). Начало ночи было теплым и спокойным, но то, что началось потом, оказалось неожиданностью не только для меня, но и для моих благодетелей. То облачко, которое я приметил на закате, оказалось предвестником страшной бури, неожиданно накрывшей прибрежную зону от Аланьи до Фетхийе. Дождь лил стеной, на палатку посыпались орехи, которые срывал порывистый ветер. Я слышал, как турки бегают по двору, кричат, загоняя стадо в сарай. Через час моя палатка начала пропускать дождь, а сквозь вентиляционное окошко вовсю струилась вода. Я заделывал бреши, как на тонущем корабле, какими-то пакетами и тряпками, но вскоре вокруг меня на полу образовалась приличная лужа, промок рюкзак, отсырели документы в пакетике. Было не очень холодно, но обилие влаги сделало свое дело – я начал замерзать. Чтобы успокоиться и скоротать время, я с экрана телефона читал акафист святому Николаю, и, возможно, святой услышал меня, потому что на какое-то время мне всё же удалось уснуть, а дождь немного поутих.
Наутро, выйдя из палатки, я оказался в сплошном густом тумане. Моросил дождь, временами набиравший новую силу. Одинокое дерево – старая олива с узловатым стволом и пышной кроной – возвышалось посреди поляны, и контуры его, как в мистическом фильме, едва прорисовывались сквозь туман, который вскоре начал понемногу отступать.

Турки дали мне воды, чтобы помыться и почистить обувь и палатку от грязи, которой меня забросал ночной ветер, и завели в дом. Было прохладно, и женщины, по мановению руки старого горца, моментально собрали из кусков гнутого железа печку, вывели трубу в окно, развели огонь. Под потрескивание дерева и шум дождя мы пили чай с горным цветочным медом, ели орехи, деревенский сыр пейнир и оливки с лавашом – традиционный деревенский турецкий завтрак. Дети показали мне книгу о Ликийском пути, выпущенную немецким издательством. В книге были, помимо всего прочего, фотографии их мам и бабушек – еще совсем молодых...


Жена моего переводчика, тоже едва-едва говорившая по-английски, попросила меня прислать ей по почте книгу из Антальи. Она любит читать, но в здешних краях нет книжных магазинов, а в Анталью они с мужем ездят крайне редко. Я записал их адрес и попросил ее телефон или e-mail, чтобы можно было общаться в дальнейшем, на что она удивленно возразила, что своего телефона и имейла у нее нет, но я могу писать через ее мужа, ей же самой иметь собственные средства связи не положено, сама мысль об этой была для нее странной... Я записал телефон своего переводчика, но мы так и не созвонились, потому что я потерял бумажку. Но адрес я запомнил и книгу всё-таки переслал.
Старый горец сказал, что, раз пошла такая катавасия, дождь будет лить еще дня три, и идти дальше в горы мне нет смысла – я попросту не увижу дорогу в тумане, а вещи у меня уже и так все промокли. Англоговорящий турок с семьёй решили возвращаться в Демре, а заодно подвезти меня. Сквозь туман мы медленно ехали по крутому серпантину, порой, в тех местах, где приходилось объезжать появившиеся за ночь оползневые груды, левые колеса двигались на границе с дорогой, прямо над пропастью. Пожилая турчанка поехала с нами, и всю дорогу сильно волновалась, твердя беспрестанно «Аллах акбар». Мы благополучно спустились с гор, доехали до дома моих спасителей, где они, показав мне свое хозяйство – два огромных парника с огурцами и помидорчиками, – простились со мной, указав путь в сторону автовокзала. Побродив по городу, я решил, что больше мне здесь делать нечего – дождь полил с новой силой, – сел на автобус и вернулся в Анталью.
Налетевшая на нас буря свирепствовала не только в горах. По пути в Анталью мы двигались сквозь плотную стену дождя, смешанного с брызгами соленой воды, которую ветер срывал с гребней волн на бурлящем море и бросал на трассу. В Анталье ураган поломал пальмы, а возле нашей организации вместе с огромным куском мостовой выворотило из земли карадутовое дерево (тутовник).



Мой "ликийский набор"
Знакомый эмигрант из Москвы рассказывал, как они вместе с другом катались на велосипедах возле водопада Нижний Дюден (тот, который падает со скал прямо в море), когда внезапный порыв ветра столкнул его знакомого, близко подъехавшего к краю, со скалы. Однако еще более сильный порыв со стороны моря молниеносно вернул его обратно, так что на какие-то доли секунды велосипедист как бы завис над пропастью. В целом же ничего страшного не случилось, никто не погиб, лишь в некоторых районах оборвало ветром линии электропередач.
В школе меня потеряли, все волновались, ведь у меня не было турецкого номера, российский телефон был заблокирован на территории Турции, и у многих закралось подозрение, что в эту бурю я где-то бесславно погиб. Однако, простирав основательно запачканные в горах вещи и переведя дыхание, я решил вновь отправиться в горную местность, на сей раз поближе к морю. Начальство сделало вялую попытку задержать меня путем назначения индивидуальных занятий с учениками, но от этой обязанности мне кое-как удалось откреститься. На этот раз я поехал в район горы Олимпос (турецкое название – Тахталы-Даг), чуть дальше поселка Кемер, получившего широкую популярность среди русских туристов (в поселке в изобилии встречаются надписи на плохом русском, везде в ходу рубли, много соотечественников и русскоговорящих турок). Меня интересовала гора Чимера, древний город Олимпос и окрестности, но эти цели были лишь примерными ориентирами на моем пути, на самом деле мне хотелось просто идти куда глаза глядят, поэтому, выехав из Антальи на общественном автобусе, я вышел на трассе и просто пошел вперед. Мой первый опыт турецкого автостопа состоялся задолго до этого, тогда меня несколько раз подвозили на окраине города, когда я ездил на водопады и в античный город Перге. Классическая поза автостопщика с протянутой рукой мало что значит в Турции. Здесь действуют иные законы. Если водитель не хочет вас брать, то никакими жестами вы его не заманите. Но большинство турок очень лояльны к автостопщикам, особенно иностранным. В целом по Турции за год моего пребывания я намотал автостопом свыше двух тысяч километров, что, учитывая небольшие размеры страны и то, что автостопом я передвигался, главным образом, на малые расстояния, предпочитая покрывать дистанции между отдаленными пунктами на ночных автобусах, где можно с относительным комфортом поспать, считаю неплохим показателем. Завидев на трассе человека с рюкзаком, большинство водителей без всякого приглашения затормозит рядом с вами и предложит свои услуги. Так случалось раньше, так вышло и на этот раз. Меня подобрала турецкая семья, направляющаяся в приморский поселок Чиралы, находящийся как раз между горой Химерой и античным городом Олимпосом. Надвигался вечер, и отец семейства, сидящий за рулем, выяснив, что я собираюсь ставить палатку на берегу, предложил остановиться на территории ресторана, которым владеет его отец, на что я и согласился. Ресторан располагался под обширной тростниковой крышей, кухня плавно переходила в жилой дом, в котором обитали хозяин ресторана, крепкий пожилой мужчина, его жена и пара помощников. Перед рестораном располагался пляж с крупной белой галькой, стояли шезлонги и тростниковые зонтики. Я поставил палатку рядом с боковым входом, за фургончиком, в котором жили два хозяйских племянника, на лето приехавших из Аданы, чтобы помогать по хозяйству в высокий сезон. Пообщавшись с хозяином и одним из племянников, который пообещал, что будет ждать меня, чтобы вместе ночью пить водку, я пошел на гору Чимеру.



Кафе, возле которого я остался ночевать

Чимера, или Химера, – интересное природное образование. Из глубин горы до сих пор продолжает выходить не вполне понятного происхождения газ, воспламеняющийся при соприкосновении с воздухом. В древности пламя было довольно сильным, и это странное место дало толчок для появления легенд о древнем герое, заточившем в горе огнедышащего дракона. И по сей день это зрелище завораживает, но лучшее время для посещения горы – ночь, когда языки пламени видны лучше всего.
В сгущающейся темноте ранних октябрьских сумерек я прошел вдоль пляжей, жилых домов и отелей-бунгало, время от времени встречаясь с группами немецких туристов, облюбовавших это место. Постепенно окончательно стемнело, но включать фонарик я не хотел, чтобы не портить очарования этой прогулки. Ночь была прекрасная: над морем сияла полная луна, и ее света хватало, чтобы не сбиваться с пути и обходить опасные участки. Удушливо пах белый барбарис, и волны его густого, очень специфического запаха обволакивали меня подобно курению фимиама. Путь на гору в свете полной луны (да, мне повезло, тогда было полнолуние!), под спелыми виноградинами осенних звезд, напоминал священнодействие. На самой горе местами было даже немного людно, но маленькие группки туристов проходили мимо, и можно было вновь наслаждаться сладким запахом ночного одиночества.
Вершина горы лысая, и растут здесь только огненные цветы, парой десятков язычков пронзающие тьму. Огонь выходит из расселин в камнях, он не чадит, но дает достаточно жара, чтобы приготовить еду. Я раздобыл прутик, уселся возле одного из «очагов» и стал жарить захваченные с собой сосиски. Неподалеку сидела группа подростков, распивавших пиво и болтающих на английском, но мне они не мешали. Окружающее пространство навевало мысли о какой-то первобытной шаманской традиции, свершающейся вокруг. Множество маленьких костров трепетали в ночи, а на уровне глаз сквозь кроны самых высоких деревьев сиял диск серебряной луны.

Творческий процесс жарки сосисок на огне неведомого происхождения


К ресторану я вернулся уже за полночь, не без некоторого труда отыскав в темноте нужное мне место. Стоило забраться в палатку, как объявился племянник, грозивший ждать меня с водкой. К счастью, водку ему раздобыть не удалось, зато он принес ящик пива. Мы посидели возле палатки, поговорили на английском об особенностях турецкой политики, он выпил несколько бутылок, замерз и пошел спать, сказав, что завтра утром поведет меня в город Олимпос. Я тоже вернулся в палатку, завернулся в шерстяное одеяло и уснул.
Встал я часов в 6, на рассвете. Мой ночной собеседник сладко спал в фургончике, и я подозревал, что после ночной выпивки он проспит там еще долго. Было прохладно, и я решил не купаться, опасаясь подхватить простуду. Краем глаза я заметил, что хозяин ресторана подметает территорию, подошел к нему и предложил свои услуги. Он удивился, но передал мне метлу. Я с удовольствием подмел земляной пол, на который за ночь бриз набросал осенние листья. Хозяин занимался какими-то своими делами, но время от времени с интересом поглядывал на меня. Когда моя работа была закончена, он, видимо, что-то для себя решил, подозвал меня и сказал, что сейчас поедет в горы собирать урожай гранатов и хочет взять меня с собой, чтобы я посмотрел окрестности.
На дорогом турецком внедорожнике мы поехали по неасфальтированному горному серпантину. Время от времени попадались фермерские дома, в седловинах между горами зеленели грядки, а беспокойные домашние куры и безразличные ко всему степенные индюки то и дело норовили попасть под колеса. Над всем ландшафтом доминировала серая оголенная, еще не покрытая зимними снегами, вершина турецкого Олимпа, время от времени показывавшаяся то слева, то справа от нас. Периодически водитель делал остановки, чтобы я мог выйти, сделать фотографию и полюбоваться окружающим нас пейзажем. Во время одной из таких остановок к нам присоединился пожилой фермер, друг хозяина ресторана, бывший, как выяснилось, не только совладельцем делянки, на которой выращивались гранаты, но еще и выступавший в роли путеводителя, потому что в определенный момент оказалось, что водитель не помнит, как проехать к своему собственному участку.



Дорога по горным деревням





Гранаты росли на горном склоне, с солнечной стороны. Деревьев было много, и каждое кренилось под тяжестью больших красных плодов, некоторые из которых уже перезрели и потрескались. Поначалу я выступал в роли наблюдателя, а мои спутники, выудив из багажника несколько пластиковых ящиков, собирали гранаты. Но пожилые люди быстро устали, и я стал им помогать. Некоторые гранаты были настолько крупными, что не помещались в руке, а ящики быстро наполнялись.



В какой-то момент мой хозяин поранил ногу о невесть откуда взявшийся железный штырь, торчащий из-под земли. Работать дальше он не мог и, кряхтя от боли, пошел к машине обрабатывать ранку. Его друг-старичок тоже был работником не ахти, поэтому, когда дело дошло до перетаскивания ящиков, я взял эту работу на себя. Мне это было в радость: я не только наслаждался физическим трудом в прекрасном месте, но и ощущал свою полезность.
Вернувшись в ресторан, я был накормлен турецким завтраком, к которому добавили полулитровый стакан свежевыжатого гранатового сока.


Поскольку племянники хозяина всё еще спали, я не стал их дожидаться, раскланялся с хозяином, который несколько удивился моему столь скорому отбытию – по всей видимости, он решил, что я останусь у него гостить еще на несколько дней, - и ушел по пляжу в сторону античного Олимпоса.
Древний город, разделивший с самой высокой в этих местах горой общее название, представлял собой классический архитектурный ансамбль римской эпохи, сгруппированный вдоль небольшой реки, впадающей в море: здесь был банный комплекс, храм, когда-то функционировавший в качестве христианской базилики, маленький амфитеатр и жилые дома. Из всего этого лучше всего сохранились бани, в целом же руины заросли густыми субтропическими джунглями, и зеленые ящерки, паучки и змеи гнездились среди древних камней. С самого высокого холма, хранящего останки крепостной стены и сторожевых башен, открывался вид на побережье, поселок Чиралы и неизменный Олимп, вычерченный на пронзительно-синем небе.





Река, текущая к морю через древний город




Рядом с древним городом, в густом лесу, были руины генуэзского замка. До этого места туристы редко доходят, да и смотреть там особо не на что, но небольшая гора, на склоне которой стоял замок, чем-то привлекла мое внимание. Путаясь в ветвях плотно растущих деревьев, я полез наверх. Рюкзак то и дело цеплялся за сучья, и где-то на полпути к вершине я оставил его на склоне, уверенный в том, что, если здесь каким-то чудом окажется еще кто-то, кроме меня, моё имущество не пострадает, поскольку воровство в Турции – вещь невиданная.
Какое-то ясное и торжественное чувство вдохновляло меня, и после долгого продирания сквозь лес я, наконец, вышел на вершину. Здесь было замечательно: деревья расступились, поскольку вершину горы венчала корона острых базальтовых скал стального цвета. Вскарабкавшись на вершину одного из пиков, я оказался над лесом. Внизу бурлило море, шумели древесные кроны, и яркое солнце заливало окружающий мир нестерпимо ярким светом. В древности эти края носили названия «Ликия» - слово, очевидно, однокоренное с латинским «люций» - свет. Страна солнца – такой перевод встречался мне не раз в путеводителях и книгах об этом крае. Действительно, это, возможно, один из самых солнечных регионов на Земле. За всё долгое лето здесь порою совсем не бывает дождей, и даже в ненастную погоду облака проходят стороной, ибо горы, кольцом обступающие Анталью и окрестности, препятствуют их продвижению. Свыше трехсот дней в году здесь царствует солнечная погода. Я был рад, что поднялся на эту невысокую вершину – такое умиротворение и тихая радость царили здесь. Может быть, столетия назад сюда уходили христианские монахи, чтобы в тишине вознести хвалы Богу за красоту этого мира, который Он создал и в котором, вопреки всему, всегда можно ощутить ясное присутствие Его поддержки.






Когда я плавал в осеннем и зимнем волнующемся море, при сильном ветре или под дождем, это сознание близости Божьей Десницы тоже было со мной. Пожалуй, ни до, ни после Турции я так ясно не чувствовал мощную духовную поддержку, словно находишься не в окружении коралловых скал, а в ладонях Божества. И я благодарен Турции, несущей сквозь века древний след византийской святости, за этот опыт.

Византийская икона в историческом музее Антальи

Комментариев нет:

Отправить комментарий